Часть IV "На новом месте"

ТАЙНЫ СТАРОЙ РАМКИ

Кто с чего начинает своё директорство, а Светлана Александровна Замяткина затеяла генеральную уборку. Опахнула потолок, стены, пол, принялась перемывать оставленные прежней хозяйкой вещи. О том, к каким это приведёт находкам, и предположить не могла…
Репродукция картины Маковского «Дети, бегущие от грозы», что висела под передом над окошком, ничем примечательна не была. Да их целая школа таких-то! Однако ж при мытье выяснилось, что её задник подбит фанерной доской с рекламой, ещё дореволюционной: «Требуйте чай с кораблемъ товарищества чайной торговли В. Высоцкiй и Ко. Москва». Что ж, надо бы эту доску поставить на учёт как отдельный предмет.
Разбирает рамку, и – о Боже! – ещё сюрприз: из-под школьной репродукции взглянула… царская чета. Да-да, цветная литография последнего русского императора Николая II и его супруги Александры Фёдоровны во время коронации 1896 года.
Написали бывшей хозяйке дома, и та вспомнила, что у свёкра и свекрови до революции, действительно, висел портрет царской четы. А потом пришла советская власть, и с крамольной литографией надо было что-то делать. И вот ведь чего удумали: не сожгли её и не в землю закопали, а просто заслонили репродукцией картины, взятой в школе. Скорони́ли и… забыли!
И вот она, усмешка истории. На рубеже 1929-1930 году хозяев было раскулачили, разместив в летней избе сельсовет. Иконы, убрали, а на освободившиеся божницы поставили в одном углу бюст Ленина, а в другом – Сталина. Портрет царской четы не тронули, потому как в старинной рамке видели только вполне благонадёжных крестьянских детей. Так и соседствовали в Мартыновском сельсовете: Ленин, Сталин, Николай II и его жена-императрица…

МУЖИКИ ДЕЛАЛИ…

Уезжая, крупногабаритную мебель Александра Ивановна оставляла музею. Оставляла вместе с нехитрыми житейскими историями.
Вот качка – детская кроватка. Её в 1935 году для первенца Витальки сделал брат Михаил Иванович Знамов. Он в ту пору учился в Киндякове у мастера-краснодеревщика Алексея Осиповича Разумовского, а со временем и сам стал знаменитым столяром.
Вот платяной шкаф благородной окраски под орех: ножки точёные, полубалясины резные, навершие фигурное. Под стать ему и горка – явно не деревенской работы!
– Да их мужики из соседнего Владышина делали, – спокойно возразила Александра Ивановна. – Так-то они в Питере на мебельной фабрике робóтали, а когда в 1911 году свёкор строился, отдыхали дома в своих семьях. Вот он и попросил их: сделайте, мол, мне шкап и горку!
– Да-да, тятя мой тоже про то росскáзывал, – подтвердила восьмидесятилетняя владышинская жительница Мария Дмитриевна Смирнова. – У меня и карточка éсти, где он с мужиками-земляками на той фабрике. Не надо ли вам в музей?
Что за вопрос? Конечно, надо!
Жаль, Мария Дмитриевна к тому времени совсем ослепла, да и память подводить стала, но её отец Дмитрий Прокопьевич Смирнов легко узнался по другим семейным фотографиям. Вот он: в третьем ряду четвёртый, с аккуратно стрижеными усами и бородой. Да и все мужики выглядят очень прилично – не скажешь, что отходники из деревни.
Переписные книги 1897 года называют ещё несколько имён мастеровых со Владышина. Павел Аристархович Негодин, Иван Николаевич Тарасов – так же как и Дмитрий Прокопьевич, обойщики мебели. Иван Тихонович Негодин – столяр. Николай Андреевич Иванов – золотых дел мастер… Есть ли они на этой фотографии?
Бог весть! В музейной экспозиции она висит между горкой и шкафом. Пусть мужики погордятся тем, что творение рук их всё ещё живо и им любуются люди.

СЛЁЗЫ РАДОСТИ – ХОРОШЕЕ НАЧАЛО!

Музей без посетителей мёртв. Малочисленная пока ещё музейная команда понимала это и старалась обжить избу Григорьевых как можно быстрее. Над экспозицией долго не мучились: всё, что есть, свезти да расставить красиво – вот и вся её «концепция»! Одновременно завели новую книгу поступлений, куда вперемешку с текущими приобретениями переписали заново и предметы со второго этажа Дома культуры.
И вот: май да июнь – и изба к приёму посетителей готова. Представления о том, что музей должен быть этнографическим, тогда ещё не было, и в горенке-чулане, например, разместилась экспозиция, посвящённая кацким храмам, а в передней комнате – школам. Всюду были рисованные карты, схемы, подписи – Боже, каким это сейчас кажется наивным!
И вот 7 июля 2000 года Музей кацкарей распахнул свои двери теперь уже в старинной крестьянской избе. Среди первых посетителей была бабушка Нюша Алексеева – внучка Максима Григорьевича Григорьева, старинного хозяина избы. Села на лавочку под передом и… заплакала! Оказалось, зыбка в музейной экспозиции висит на том же самом месте, на котором висела и в пору её детства. Это ж надо было так угадать…
Вот так с бабушкиных слёз Этнографический музей кацкарей и начал работать на новом месте. Но то были слёзы радости – хорошее начало!

А ЗЫБКА «ЗЫБ-ЗЫБ»…

Вообще-то экспонаты руками трогать нельзя – это общемузейное правило. Следят за этим и в Этнографическом музее кацкарей, да уследить не всегда получается. Зы́бку, висящую на берёзовом óцепе под передóм, так и норовят дёрнуть за верёвку и экскурсоводы, и посетители. В ответ она начинает мерно «зы́бать» – ходить вверх-вниз, и есть в этом «зы́баньи» нечто завораживающее...
Но это не все её секреты. На одной из сторон спасается от выгорания прикрытая пологом чернильная надпись: «1897 годъ, Февраля 19 дня. Принадлежитъ Василiю Федырычу к-ну Горшкову. Родилса 1897 года Января 26 дня 8 часовъ вечеромъ…»
Зы́бка-то именная! В музей она попала из Киндякова, да только вот Горшковых там не было. Фамилия эта тимофеевская, чему в подтверждение и переписные листы 1897 года – деревня Тимофеево Ординского прихода, а в ней Горшковы: Марья Михайловна, сын её Фёдор Фёдорович, сноха Марья Евсеевна и внук Василий. Семья непростая: кормится «доходами с капитала», держит работницу, Фёдор Фёдорович «номерщик гостиницы» в Санкт-Петербурге.
Как сложилась судьба Василия, теперь уже не узнать: от Тимофеева давно ни двора ни кола – ищи тимофеевских по белу свету. Но музей на то и музей, чтобы быть местом встреч!
Однажды среди его посетителей оказались потомки… нет, не самого Василия, а его родного брата Николая Фёдоровича. Привезли фотографию, рассказали, что женился он на киндяковской девушке Александре Разумовской и жил в её доме примаком. И вот когда родилась дочь Нина, привёз из родительского дома зы́бку.
Сколько детей на своём веку перекачала она – Бог весть! А когда стала ненужной, подняли её на чердак. От Разумовских изба перешла к сёстрам Никифоровым-Орловым, а после них зы́бка попала в музей. Подвесить её помог мартыновский житель Николай Михайлович Великолепов. Он сам привёз из леса какую надо молодую берёзку: другое дерево может и сломаться, а вот берёза никогда! Уж сколько лет дёргают за верёвку, а берёзовому óцепу ничего не делается: «зыб-зыб» – покачивает он под заворожённые взгляды старинную зы́бку.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ!